В фильме Ларса фон Триера «Меланхолия» есть великолепный диалог:

- Ты боишься её? (то есть планеты Меланхолия, то есть смерти, потому как мы, зрители, уже знаем, что приближение Меланхолии – это приближение неминуемой смерти)
- Нет, она выглядит дружелюбной.
- Вот что я пытался объяснить тебе.

Смерть выглядит дружелюбной. Вот что пытается объяснить нам Ларс фон Триер.

Герой фильма Джон провозглашает тост «за жизнь!» – и не мудрено, что никто вокруг не желает пить, потому что в действительности Джон – смертолюбец. Как и большинство героев фильма, которые умерли ещё при жизни...

Надо сказать, Джон плох даже не столько тем, что он смертолюбец, сколько тем, что обманывает себя: он не признаётся даже себе в том, что он на самом деле любит.

Перед лицом физической смерти мы все, за редким исключением, будем такими же растерянными и беспомощными, как Клэр (героиня Шарлотты Генсбур). Или как Иван Ильич у Льва Толстого. И пусть у Триера вселенская катастрофа, а у Толстого единичная смерть – всё равно каждый умирает в одиночку. И какая, в сущности, разница, будет ли продолжать существовать мир после моей смерти? Я-то этого не увижу!

Предвидя нашу, мягко говоря, обескураженность перед Неведомым, Триер на свой лад утешает нас. Как Джастин перед самой катастрофой выстроила для своих родных незатейливое укрытие (сделанное неуклюже, но от души), так и фон Триер сделал от души эту немного затянутую, угловатую двухчасовую картину.

«Жизнь на Земле – это зло», – говорит героиня Триера Джастин. Но фильм Триера адресован живым, а не мёртвым. Да и сама героиня за считанные минуты до неотвратимой гибели проявляет заботу о близких – чтобы облегчить последние мгновения их жизни. Даже если жизнь на Земле – это зло, ты не можешь не находиться на стороне живых, будучи сам живым (в полном смысле этого слова).

Идеально, как Инь и Ян, дополняют друг друга фразы, произносимые соответственно героинями Шарлотты Рэмплинг и Кирстен Данст: «наслаждайтесь, пока можете», и «жизнь на Земле – это зло». Лакомьтесь жизнью, пока не распробовали, не раскусили, пока сладость не превратилась в горечь, пока мясной рулет (так приятно пахнущий!) не стал ощущаться на вкус как пепел. А если уже горчит – упивайтесь горечью от чистого сердца, как Джастин.

В одном эпизоде Джастин лежит обнажённой среди безмолвного пейзажа, как бы вбирая всем телом холодное сияние Меланхолии, струящееся с ночного небосвода. Свадьба Джастин с её земным женихом меркнет перед этим мистическим бракосочетанием с Меланхолией, которой героиня отдаётся душой и телом.

Аналогично выглядят жалкими защитные барьеры, используемые по жизни людьми вроде Клэр, по сравнению с бесполезной физически, но трогательной «волшебной пещерой» Джастин (Джастин, заметим, движима не страхом и страданием, но желанием смягчить чужие страх и страдания).

Из этих сопоставлений становится ясной основная идея фильма.

Ритуалы и условности – идиотизм, если только они не идут от вашего сердца, если они не являются продуктом вашего собственного творчества. Живите свою жизнь, а не чью-то чужую. А не то в самом конце обнаружится, что нет у вас ничего, кроме набора штампов, шаблонов и навязанных авторитетами мнений — а авторитеты так же смертны и так же боятся...