Доклад на международном Экономическом Форуме в Кринице, Польша (7-10 сентября 2011 г.)


Возможно, я кого-то сразу разочарую, но значение опыта, приобретенного Россией после распада Советского Союза, по моему мнению, крайне невелико. Во всяком случае, в том, что касается позитивного опыта, пригодного для других.

В России всегда была популярна имперская идея. Мысль о том, что Москва — это Третий Рим, согревала души не одного поколения русских патриотов, начиная с XVI века и по сию пору. Если рассматривать прошедшие 20 лет в контексте исключительной миссии России, особого опыта и неповторимого пути, то следует признать, что наша страна добилась здесь некоторых успехов. Она наглядно показала, как не надо поступать, если вы хотите добиться для своей страны свободы и демократии. Иначе говоря, мы продемонстрировали, как можно, совершая последовательно одну ошибку за другой, упустить относительно редкий исторический шанс выбраться из коммунистического варварства на свободу.

Впрочем, отрицательный опыт — это тоже опыт, и он по-своему ценен. К тому же, я бы, пожалуй, еще не ставил точку в попытке все-таки воспользоваться уже почти упущенным шансом. Вы знаете, в чем разница между пессимистом и оптимистом в России? Пессимист считает, что все совсем скверно, а оптимист говорит, что могло бы быть еще хуже.

Будучи оптимистом, должен признать, что хуже действительно могло бы быть. Начнем с того, что Советский Союз распался без кровопролитных войн, хотя и не вполне мирно. Некоторым советским республикам, а именно республикам Балтии, удалось отгородиться от агонизирующей империи раньше, чем в остальной части страны созрели условия для ползучей реставрации. Авторитаризм набрал силу не во всех республиках бывшего СССР сразу. Если в Центральной Азии авторитарная власть утвердилась практически сразу после распада СССР, то на Кавказе, в Молдавии, Украине, Белоруссии и России демократическая часть общества с большим или меньшим успехом некоторое время удерживала политические позиции. К сожалению, на сегодняшний день только Грузия демонстрирует свою приверженность демократии.

В России первые 10 лет шансы на демократическое развитие были вовсе не так призрачны, но последующие 10 лет правления Путина и Медведева, казалось, развеяли надежды на благополучное будущее России. Нет, кажется, таких ошибок, которых нам не удалось бы совершить.

В переломный момент российской истории демократические силы нашей страны сделали ставку на Бориса Ельцина — человека своеобразного и яркого, но в силу своего советского воспитания и коммунистического опыта не способного к последовательным демократическим реформам. Это стало понятно уже к концу 1991 года, но отказаться от избранного кумира демократы оказались не в состоянии.

Потерпев фиаско в аппаратных играх и уступив места во власти лояльным Ельцину карьеристам, демократы не смогли создать действенную оппозицию, опасаясь сыграть на руку все еще жаждущим реванша коммунистам. В результате единственной оппозицией стали красные реваншисты, и не нашлось в стране серьезной политической силы, которая смогла бы удержать власть на демократическом пути.

Хуже того — политические партии, декларирующие демократические цели, добровольно отказались от самостоятельности, предпочитая согласовывать свои шаги с Кремлем в расчете на взаимную доброжелательность и реальное финансирование. Эти партии стали своеобразной демократической вывеской неустойчивого политического режима, склонного к возрождению авторитаризма. Нечего и говорить, что при отсутствии демократической оппозиции страна потеряла ориентиры и сошла с демократического пути развития.

Утвержденная конституцией 1993 года сильная президентская власть многим казалась тогда гарантией стабильности и порядка в стране. Исторический опыт, ясно указывающий на пагубность сосредоточения власти в одних руках, в расчет не принимался.

Отказ от декоммунизации, люстрации и общественного суда над компартией привел к тому, что возвращение к власти бывшей коммунистической номенклатуры и сотрудников госбезопасности стало обычным явлением. Вместе с ними в страну вернулась идеология нетерпимости, имперского величия, приоритета политической целесообразности перед правами человека и гражданскими свободами. Демократы отказались тогда в России от люстрации, чтобы не устраивать охоту на ведьм. В результате ведьмы теперь охотятся за демократами.

В первые 10 лет из нашего двадцатилетия власть создавала предпосылки для возвращения страны к авторитарным методам правления. Шаг за шагом в стране создавались условия для ограничения гражданских свобод. Вся полнота власти концентрировалась в исполнительных структурах в ущерб парламентским и судебным. О необходимой в демократическом государстве системе сдержек и противовесов, казалось, все забыли. Все надежды возлагались на Ельцина, который должен был провести Россию по трудному пути.

Надежды эти были столь не обоснованы и столь велики, что в 1996 году общество смирилось с войной в Чечне. Резкой критикой в тогда еще относительно свободной прессе подвергалась лишь жестокость российской армии, но об отказе России от имперских притязаний на Кавказ речь не шла. Политические силы демократического толка внятно осудили войну, но промолчали в отношении права Чечни на самоопределение. Осуждались методы российской власти, но не цель.

За 10 лет в России не было создано никаких механизмов, гарантирующих верховенство права, свободу прессы и политическую конкуренцию. Поэтому, когда с новым тысячелетием в России пришел к власти преемник Ельцина, гарантировавший уходящему президенту неприкосновенность, широкое наступление на гражданские свободы не встретило в обществе адекватного сопротивления. Сначала были поставлены под контроль Кремля телевидение, потом практически вся остальная пресса. Были приняты законы, резко ограничивающие возможность создания политических партий. Деятельность парламента свелась к утверждению президентских законопроектов, а спикер Государственной Думы даже объявил, что «парламент — не место для дискуссий». В атмосфере всесилия исполнительной власти стремительно выросла коррупция и организованная преступность. Выборы превратились в настоящий фарс, при котором кандидаты от власти получают 98% голосов.

Свобода предпринимательства ограничена интересами правящей политической корпорации и чиновничества. Малый и средний бизнес всячески подавляются в угоду крупным компаниям и монополиям, поскольку небольшое количество крупных компаний властям контролировать легче, чем множество мелких. Абсолютную зависимость бизнеса от власти хорошо иллюстрирует дело Ходорковского и Лебедева, но это далеко не единственный пример такого рода.

Я не буду сейчас перечислять все вехи вытаптывания тех слабых ростков демократии, которые взошли в России в начале 90-х годов. Вероятно, в создавшейся ситуации нет смысла винить власть — она всегда самодостаточна и жаждет всесилия. Такова ее природа. Настоящая вина лежит на инертном обществе и, особенно на той его политически активной части, которая могла бы противостоять амбициям узурпаторов, но смирилась — кто по малодушию, кто по наивности, кто по расчету.

Из всего сказанного нетрудно сделать вывод: свободой надо дорожить, ее надо отстаивать ежедневно в противостоянии с ее вечными противниками. За 20 лет мы упустили почти все, что возможно. В этом и состоит печальное значение нашего опыта, опыта распада Советского Союза и постсоветской жизни в России. Может быть, этот опыт кому-то и пригодится.