11 июня – 200-летие Белинского, которое явно «зеркалится», аукается с позапрошлогодним 200-летием Гоголя – главного оппонента Виссариона Григорьевича. Однако если гоголевский юбилей худо-бедно прозвучал в России, и даже стал на некоторое время ключевым элементом имперской антиукраинской пропаганды, то 200-летие основателя русской литературной критики отмечено пока лишь фильмом Александра Архангельского на телеканале «Культура». Белинский, похоже, не нужен сегодня никому: ни нынешней власти, по меркам которой он – опасный идеалист, ни демократам, ни патриотам-охранителям. Нередко можно слышать, что «из-за таких, как Белинский и Некрасов, мы и получили всех большевичков, весь этот ужас и так далее».

Конечно, доля правды в таком утверждении есть. Однако если Белинский и другие интеллигенты повлияли на формирование большевизма в его нигилистической, ленинской составляющей, то российские правые, консерваторы, следуя всей традиции российской государственности, готовили имперскую, сталинскую компоненту большевизма. И трудно сказать, что весомее. Вот известные пассажи реакционера-классика Константина Леонтьева:

«Иногда я думаю, что какой-нибудь русский царь станет во главе социалистического движения и организует его так, как Константин способствовал организации христианства. Но что значит „организация“? Организация значит принуждение, значит благоустроенный деспотизм, значит узаконение хронического, постоянного, искусно и мудро распределённого насилия над личной волей граждан... И ещё соображение: организовать такое сложное, прочное и новое рабство едва ли возможно без помощи мистики…».

«Чувство мое пророчит мне, что славянский православный царь возьмет когда-нибудь в руки социалистическое движение (так, как Константин Византийский взял в руки движение религиозное) и с благословения Церкви учредит социалистическую форму жизни на место буржуазно-либеральной. И будет этот социализм новым и суровым трояким рабством: общинам, Церкви и Царю».

Удивительно ясное пророчество о «симфонии» сталинского Кремля и Московской патриархии. Недаром его вдохновенно цитируют все православные сталинисты, от покойной Т. Глушковой до В. Карпеца. Им невдомек, что после исторического опыта ГУЛАГа и Голодомора апеллировать к этой части наследия К. Леонтьева немыслимо, я бы даже сказал преступно.

Белинский в отличие от Леонтьева не являлся апологетом кнута – вот что видится крайне важным в свете опыта российского ХХ века. Белинский был яростным обличителем всей той культурно-государственной традиции, которая позднее увенчалась ГУЛАГом и колхозным рабством – и в этом огромная историческая правота Белинского. Несомненно, он морально победил в споре с российскими консерваторами – об этом вопиют кости миллионов убитых и замученных.

И что особо важно (и страшно), Белинский актуален и сегодня, актуален до буквализма. В своей позапрошлогодней статье «Гоголь: груз ”200”» я приводил фрагмент из его знаменитого письма к Гоголю: «Ей (России) нужны не проповеди (довольно она слышала их!), не молитвы (довольно она твердила их!), а пробуждение в народе чувства человеческого достоинства, столько веков потерянного в грязи и навозе, права и законы, сообразные не с учением церкви, а с здравым смыслом и справедливостью, и строгое, по возможности, их выполнение. А вместо этого она представляет собою ужасное зрелище страны, <...> где, наконец, нет не только никаких гарантий для личности, чести и собственности, но нет даже и полицейского порядка, а есть только огромные корпорации разных служебных воров и грабителей». Если это не фотопортрет путинизма, то что?? А ведь написано в 19-м веке, а нынче 21-й...

Белинский невостребован, ибо сейчас, говоря словами из его письма к Гоголю, время очередных «проповедников кнута, апостолов невежества, поборников обскурантизма и мракобесия, панегиристов татарских нравов». В своей юбилейной статье о Гоголе я уподобил Николая Васильевича эдакому грузу «200», с которым официозная Россия мается на протяжении полутора веков: «…и бросить неудобно, и доставить по адресу страшно: что скажут?..». Однако в не меньшей, а возможно и в большей степени это относится к оппоненту Гоголя, Белинскому. Характерно, что оба они фатально сгорели в огне болезни один за другим, с разницей лишь в несколько лет. Гоголь смирился и принял российский «византизм», Белинский его не принимал и не принял, но оба они, в конечном счете, стали жертвами России, ее черной «кармы». Так аукаются эти странные 200-летия, заплутавшие в тумане безвременья...