Странно, до чего крепко сидят в людях предрассудки, сформированные столетиями культуры и права. Мы предпочитаем не задумываться о смысле общественных запретов или уголовного преследования, отгораживаясь от трудных вопросов ссылками на традиции или незыблемость закона. При этом традиции некоторых запретов удивительным образом соседствуют с традициями, которые, казалось бы, куда более достойны внесения в список запретов, но они принимаются обществом на ура.

Когда два человека, надежно уединившись, доставляют друг другу удовольствие, занимаясь сексом, а один из них получает за это деньги, общество осуждает их, потому что это называется проституцией. Не просто осуждает на словах, а приговаривает к уголовному наказанию: от тюремных сроков в некоторых штатах США до смертной казни в Иране.

В то же самое время, когда два человека специально при большом скоплении народа мордуют друг друга изо всех сил, а потом один из них получает за это деньги, общество восторгается ими, потому что это называется боксом. Не просто восторгается, а вручает призы, чествует и почитает их как национальных кумиров.

Где здесь логика и здравый смысл? Секс за деньги это плохо, а мордобитие за деньги – это хорошо.

Когда двое мужчин изъясняются в любви друг к другу и желают в мире и спокойствии жить вместе, то в традиционалистских обществах это сурово осуждается, а в некоторых религиозных режимах даже карается смертной казнью. В то же самое время в тех же самых обществах мужчина, который испытывает ненависть к другим мужчинам и идет убивать их ради высокой идеи, Аллаха или национального суверенитета, почитается как национальный герой. Ненависть приветствуется, а любовь осуждается.

К числу странных относится и система сбора налогов. Бог ее знает, как надо изменить эту систему, чтобы она стала справедливой, но ту, что действует сегодня, справедливой никак не назовешь. Для чего платятся налоги в демократическом государстве? Для того чтобы содержать учреждения и людей, которым общество делегировало часть своих полномочий, чтобы осуществлять общественные проекты. Если исходить из того, что все люди равны в правах, то и делегируют они государству равное количество полномочий. Справедливо было бы, чтобы и платили они за это одинаково. Справедливость требует, чтобы налогоплательщики платили за равную нагрузку равную цену, а не процент от дохода или прибыли. Государство может находить какие угодно объяснения и оправдания действующей системе сбора налогов, но, фактически, оно действует бандитским способом – обирает, прежде всего, тех, с кого можно больше взять.

Может быть, справедливость – это как раз то, на чем государство построено быть не может? Как пошутил кто-то: справедливости в этом мире никогда не было, нет, не будет и, главное, не должно быть. В самом деле, как устроить налоговую систему таким образом, чтобы она была справедливой, а государство при этом еще бы и функционировало?

Может быть, это и невозможно. Но вот отдельные несправедливости устранить все же следовало бы. В демократических государствах декларируется равный доступ граждан к правосудию. При этом судебная справедливость все же стоит денег, и не только на адвокатов. Например, в гражданских делах по имущественным спорам истец должен уплатить госпошлину в размере определенного процента от заявленного иска. Понятно, что человеку, которого, скажем, обчистила некая корпорация, найти деньги на уплату пошлины может оказаться очень сложно, иногда и невозможно. В то же время ответчику судебная процедура ничего не стоит. Конечно, потом все судебные издержки могут лечь и на ответчика, но чтобы получить доступ к правосудию, платить госпошлину надо до суда. Таким образом, доступ к правосудию для истца и ответчика не является равным.

В числе других странностей — отношение общества к здоровью и жизни сограждан. Если, допустим, кому-то придет в голову оттяпать себе топором палец, руку иди ногу, закон промолчит, не считая это преступлением. Даже против самоубийцы-неудачника не возбудят уголовного дела. Твое тело, твоя жизнь — сам распоряжайся. Но если самоубийство растягивается на годы и осуществляется не с помощью веревки, пули или вскрытых вен, а с помощью наркотиков, то общество встает на дыбы. Неужели же потому, что обычное самоубийство причиняет боль, а наркотическое — удовольствие? С какой стати общество решает за своих полноправных граждан как им распоряжаться своим здоровьем и своей жизнью?

Точно так же трудно понять логику закона, который запрещает эвтаназию — добровольный уход из жизни с посторонней помощью. Понятно, что намерение умереть должно быть ясно выражено, нотариально заверено, неоднократно проверено и подтверждено. Процедуры должны быть тщательно продуманы и детально прописаны, а надзор закона за эвтаназией должен быть самым пристальным и тщательным. Во избежание злоупотреблений. Однако в большинстве стран эвтаназия считается преступлением. Запрещать человеку умереть только потому, что он не может сделать этого сам, а вынужден обращаться за помощью к другим, по меньшей мере, странно. Все международные билли о правах человека и многие национальные законодательства торжественно провозглашают право на жизнь. Как же при этом можно лишать человека права на смерть? Кому позволено решать за человека, сколько ему жить и когда умирать?

Человеческому обществу во многом все еще не удается избавиться от первобытных стереотипов и варварского сознания. Культурный слой хрупок и легко разрушается под натиском инстинктов. И не мудрено. Если за точку отсчета существования человека взять время появления языка и речи (около 2 млн. лет назад), а за точку отсчета истории культуры – время появления письменности (примерно 5300 лет назад), то ситуацию можно представить следующим образом. Воткните в землю флажок – это наше время. Отойдите от флажка на 370 шагов и затем проделайте обратный путь – это человеческая история. И только один шаг, самый последний – это история человеческой культуры. Может быть, все дело в пройденном расстоянии?