«Сколько можно разбираться с прошлым?» кричат, как правило, те, кому вспоминать свое прошлое неуютно. Иногда они ссылаются на плохую память, иногда – на время, которое было тогда «такое», а чаще просто призывают не ворошить прошлое. А почему бы и ни поворошить? Понятное прошлое дает надежду на ясное будущее. Поэтому статью Зои Световой «Тени из прошлого» в The New Times, можно было бы только приветствовать, если бы она прошлое проясняла, а не затуманивала.

Невысказанный автором, но очевидный пафос статьи сводится к тому, что несчастный депутат Государственной Думы и бывший подполковник КГБ Геннадий Гудков, которого 12 сентября собираются лишить депутатского мандата, на самом деле славный малый и в репрессиях против диссидентов не участвовал. В то же время близкий к диссидентскому движению священник Владимир Шибаев, который утверждает, что г-н Гудков в советские времена проводил у него обыск и был гебешным куратором, где-то в чем-то не прав и вообще как-то не очень хорош. Но это только пафос. С доказательствами сложнее.

Документов, изобличающих или оправдывающих Геннадия Гудкова, нет. Это не удивительно – архивы КГБ по-прежнему на замке. В судебные документы фамилии гебешников не попадали. Единственное место, где они иногда документально отмечались – повестки на допрос и протоколы обысков. Это все, что от них оставалось людям. Бывало, однако, что они фигурировали в этих документах под вымышленными фамилиями. А иногда повестки и протоколы обысков забирали на следующих обысках! И концы в воду! Единственное, что они не могли украсть – это воспоминания.

Вот Владимир Шибаев и вспомнил про известного ему Геннадия Гудкова, который вчера служил в КГБ, а сегодня отмечается в числе лидеров протестного движения. Не очень симпатичная история, но политика все стерпит. Обвинения Шибаева тут, конечно, очень некстати. Зоя Светова, переживая за Гудкова, пытается подвергнуть сомнению слова Шибаева и представить его в не очень выгодном свете. В судебном процессе это называется «дисквалифицировать свидетеля». Рассказать про него нечто такое, прямо к делу не относящееся, после чего доверия к свидетельским показаниям у суда и присяжных уже не будет.

В чем же оказался виноват священник Владимир Шибаев? Во-первых, и это, видимо, главное, поскольку Светова возвращается к этому не один раз, непонятно как уехал. Почему выпустили? «…Ему повезло тогда так, как везло мало кому: десятки тысяч людей мечтали вырваться из той клетки под названием СССР, годами ждали разрешения на выезд, мечтали хотя бы краешком глаза заглянуть в неведомый им мир». «Отцу Владимиру с матушкой и детьми уехать за границу каким-то неведомым нам тогда образом удалось». Что касается диссидентов, то у них, как пишет Светова, «было три пути оказаться на Западе: их высылали (как Солженицына), обменивали на классово близких советским властям (так, например, Владимира Буковского обменяли на лидера чилийских коммунистов Луиса Корвалана), выпускали под давлением мировой общественности без права вернуться домой (как «отказника» и борца за право на алию советских евреев Натана Щаранского), либо — это стало возможным в 1987 году, когда началась перестройка, и Михаил Горбачев объявил амнистию политическим заключенным, КГБ стал сам решать формальности с получением визы в другие страны». Только три пути и ни по одному из них Шибаев не проходит. Тогда как? Почему ему так повезло? Вопрос подразумевает ответ – что-то здесь не чисто. Светова пишет: «Выпущенным из лагерей политзэкам предлагали выбор: уехать вон из страны либо дать расписку в том, что они не будут больше заниматься «антиобщественной деятельностью». Так, за границей оказались известные диссиденты, жена и муж Татьяна Осипова и Иван Ковалев». Действительно, у всех такие сложности, такой не простой выбор, а Шибаев взял, да и уехал просто так. Каким образом? Чем заслужил? Как расплачивался?

Отвечаю: три пути, обозначенные Световой, неправда. Действительно, выслали Солженицына и обменяли Буковского на Корвалана и еще пять политзэков на двух шпионов, а потом Анатолия Щаранского еще на одного; действительно кое-кого выпускали под давлением мировой общественности; действительно после 1987 года начали выпускать пачками, особенно политзэков. Но это не все. Многие диссиденты уезжали еще в 70-х годах. Некоторые по израильским визам, другим давали, условно говоря, «временный выезд». От некоторых КГБ предпочитало избавиться, спроваживая заграницу, даже когда никакого давления мирового сообщества не было. Таких случаев достаточно. Очевидно, Шибаев был в категории последних. К тому же, в 1988 году с выездом стало намного проще. Что же в этом подозрительного?

Неправда, что перед освободившимися политзэками было только два выхода: либо уехать из страны, либо дать подписку об отказе заниматься «антиобщественной деятельностью». Например, Татьяна Великанова и подписку не дала, и из страны не уехала. Да и ни одна она. Феликс Светов и Зоя Крахмальникова поступили также – Зое ли Световой этого не знать? А Татьяна Осипова и Иван Ковалев, которых Светова приводит в пример, наоборот – и подписку дали, и из страны эмигрировали (а Иван Ковалев еще и в лагере обязался с КГБ сотрудничать). Так что не было таких железных правил, о которых пишет Светова, и подозревать, а тем более обвинять Владимира Шибаева не в чем.

Многое в интервью Владимира Шибаева вызывало у Зои Световой «удивление и вопросы». Среди них: почему Шибаев дал интервью такому малопривлекательному интернет-ресурсу как pravda.ru? Действительно, поганенькое издание. Но Шибаев уже почти четверть века не живет в России, за русским интернетом, вероятно, не следит и репутацию издания не знает. Ему позвонили с вопросами – он дал ответы. Это его безнадежно скомпрометировало?

Светова собирает по мелочам все, что может выставить Шибаева в неприглядном виде. Корреспондент pravda.ru говорит, что Шибаева депортировали из страны, а на самом деле, «в диссидентских кругах было известно», что он уехал добровольно. Так то говорит безграмотный корреспондент, который вряд ли понимает, чем депортация отличается от репатриации, а экстрадиция – от эмиграции, но ведь это говорит не Владимир Шибаев! Какие к нему претензии?

Другой вопрос Зои Световой звучит просто и зловеще: «Как он знает, что обыск с пристрастием — 23 января 1985 года — ему устраивал именно Геннадий Гудков»? Тоже мне, бином Ньютона! Он его видел! Тогда – на обыске, теперь – по телевизору. У Шибаева на этот счет нет никаких сомнений – «стопроцентно это он». Из того, что первым в интервью изданию pravda.ru фамилию «Гудков» назвал корреспондент, Светова делает вывод, что Шибаев за 27 лет мог того офицера КГБ и забыть, а теперь говорит по подсказке. Как же, забудешь такое! Первый обыск, как первый класс и первая учительница – никогда не забываются. Какие есть основания не верить Владимиру Шибаеву?

Лейтмотивом в статье Световой звучит подозрение – компрометирующий одного из деятелей оппозиции материал появился «аккурат в тот момент, когда на Гудкова обрушилась российская репрессивная машина». Насчет того, что «обрушилась», я бы не преувеличивал – его всего лишь лишили бизнеса, которым он, как депутат Госдумы владеть не имеет права, да собираются отобрать депутатский мандат, который он вместе с остальными украл у народа на сфальсифицированных выборах. Они в Госдуме все такие, но сам Гудков от этого не делается краше.

Однако, в самом деле, почему все выплыло на свет «аккурат в тот момент»? Зоя Светова задает риторический вопрос, ответ на которой легко угадывается: это провокация властей. Это как проникновенным голосом задать собеседнику «тяжелый» вопрос «А сколько будет дважды два?», и глубокомысленно замолчать. Разумеется, четыре. Разумеется, власти воспользовались доступной им информацией и через свое издание предали дело огласке. Разумеется, в тот момент, который посчитали для себя выгодным. И что это меняет? Факт остается фактом независимо от того, кто, когда, каким образом и во имя чего предал его огласке. Оппозиция, которая принимает в свои ряды сомнительных личностей, должна быть готова к публичным скандалам. Неужели лидеры протестного движения, закорешившись с гебистом, полагают, что никто и никогда не вспомнит эпизоды его позорного прошлого? Если они действительно так думают, то я снимаю шляпу перед их наивностью.

«Сам Геннадий Гудков называет всю историю чушью». Еще бы! Неудобно все-таки перед оппозицией. Не вяжется такое гнусное прошлое с нынешней «борьбой» Гудкова за демократию. Могут появиться вопросы. Поэтому Гудков все отрицает, как когда-то диссиденты на допросах – «не знаю», «не участвовал», «не занимался». Правильная тактика. Ее бы и держаться, да не говорить ничего лишнего. Но у полковника Гудкова нет диссидентского опыта, и он начинает рассказывать. В Коломне он работал по линии Второго главного управления КГБ СССР — это контрразведка. Ловил шпионов. Сколько в маленькой подмосковной Коломне за все годы советской власти поймали настоящих шпионов, история умалчивает. Светова поясняет, что религиозными деятелями «в КГБ занимался 4-й отдел печально знаменитого Пятого управления КГБ (идеологическая контрразведка)», а Гудков уверяет, что по этой линии никогда не работал. Это правда, но это не вся правда. КГБ СССР действительно структурировался по профильным управлениям (Пятое, Второе, Первое и др.); областные территориальные управления – по профильным отделам; но городские и районные отделы КГБ так обычно не структурировались. Слишком мало для этого было сотрудников. Все занимались всем. По обстоятельствам, по занятости. Гудков утверждает, что работал по линии контрразведки, а к Пятой линии (работа с диссидентами) отношения не имел, но тут же и проговаривается, что занимался анонимами – так в КГБ называли распространителей антисоветских листовок и писем. А причем здесь контрразведка? Может быть, иностранные шпионы приезжали в Союз листовки распространять?

Геннадий Гудков вспоминает, что в КГБ был его однофамилец – Александр Гудков. Не перепутал ли Шибаев? The New Times даже послал по этому поводу запрос в ФСБ РФ. Да я и без запроса скажу – был еще Гудков, и, вероятно, не один. Фамилия распространенная. Но Шибаев узнал именно этого. По лицу узнал, не по фамилии.

Говорят, дети вертухаев играют в зэков. Дети диссидентов – в следователей. Зоя Светова устроила Геннадию Гудкову и Владимиру Шибаеву «очную ставку». Правильнее, конечно, ее было бы назвать «заочной», поскольку разговор предполагалось вести по телефону: Шибаев из Сен-Луи во Франции, Гудков – из редакции The New Times в Москве. Шибаев согласился говорить с Гудковым только в том случае, ели тот признает, что проводил у него обыск и допрашивал. Но признание не состоялось, и Шибаев говорить с гебешником отказался. С последней надеждой Светова спрашивает Шибаева: «А если вы ошибаетесь?». На что Шибаев отвечает: «Я не ошибаюсь, моя жена не ошибается, и мой сын не ошибается, я прекрасно это знаю, я с гэбистами не разговариваю, это слуги лжи и сатаны…».

Я представляю себя на месте Шибаева и думаю: стал бы я разговаривать с кем-нибудь из своих следователей, которые теперь утверждают, что не допрашивали меня, не обыскивали, и вообще обо мне в первый раз слышат? А о чем с чекистом разговаривать – о погоде, о международном положении, о строительстве демократии в России? Нет, как и Владимир Шибаев, я бы разговаривать с ним не стал. Я бы не дал чекисту фактом разговора на равных почувствовать себя порядочным человеком.

Зоя Светова вспоминает свою семейную историю. Ее мать, известная диссидентка Зоя Кразмальниова, в начале 80-х годов издавала самиздатский христианский сборник «Надежда». За это ее и посадили – сначала в тюрьму, потом в ссылку. Она просила продолжить издание, и Владимир Шибаев отозвался, но продолжил издавать сборник анонимно. Когда арестовали мужа Крахмальниковой писателя Феликса Светова, все думали (но ошиблись), что ему будут инкриминировать продолжение «Надежды», и Крахмальникова просила издателя открыться. Шибаев отказался. Он не был готов к открытому противостоянию. Это был его выбор. Зоя Светова теперь упрекает его в этом, но разве не каждый самостоятельно определял меру своего участия в диссидентской деятельности? Как можно упрекать Шибаева в том, что он недостаточно смело, по чьему-то мнению, сопротивлялся режиму? И кто его в этом упрекает? Напомню, что тогда такие вопросы даже не обсуждались. Крахмальникова или Солженицын печатались под своими именами, Синявский и Даниэль – под псевдонимами, «Хроника текущих событий» выходила анонимно. Тогда никому и в голову не приходило из-за этого упрекнуть кого-нибудь в недостатке храбрости. То ли дело теперь, 30 лет спустя…

И, наконец, о самом неприятном. «Неожиданные откровения православного батюшки из Франции» вызывают у Зои Световой удивление и подозрение. И она решается «задать тяжелый вопрос в лоб»: «Вас не вербовали тогда для сотрудничества с КГБ?». Для Шибаева это вопрос не тяжелый, и он отвечает просто: «Мне прямо сотрудничество не предлагали». Вопрос этот тяжел для Световой, потому что это как соседа по нарам спросить: «А ты не сука ли ментовская?». За такой вопрос надо отвечать, и Светова тщательно собирает все, что может бросить тень на Шибаева.

Вот мнение священника Георгия Эдельштейна, у которого Владимир Шибаев вызывает «очень большие подозрения». Чем? Да все тем же – «Почему ему дали уехать из СССР?». А почему дали уехать Эдельштейну? А многим другим в 1988 году и не только в этом?

Вот мнение почему-то безымянных друзей отца Владимира, которые «оправдывают странности в его интервью тем, что “уехавшие в эмиграцию часто любят приукрашивать свою биографию, жаловаться на всякие преследования и гонения. Это придает важности и интереса их личности”». «Может быть, и история с участием депутата Гудкова в обыске у отца Владимира имеет те же причины? Хотелось бы верить», – заключает Зоя Светова, как бы уже не подвергая сомнению, что все рассказанное Шибаевым о Гудкове – в лучшем случае выдумка обиженного эмигранта, а в худшем – поклеп стукача, давным-давно завербованного КГБ.


Зоя Светова и священник Владимир Шибаев, 1982 год. Фото с сайта newtimes.ru

И это притом, что в советские времена руководство РПЦ за независимость и смелость лишило Владимира Шибаева прихода и вывело за штат. Он был близким соратником Зои Крахмальниковой и когда ее арестовали, много помогал ее семье. Он был продолжателем ее дела. Он был единственным в РПЦ священником, который открыто подписал петицию в защиту Крахмальниковой. Он, как честно пишет сама Зоя Светова, приходил к ним, когда «даже близкие люди стали наш дом обходить стороной». Уму непостижимо, как можно было все это предать забвению ради негодной попытки обелить престиж бывшего сотрудника КГБ, пытающегося теперь усидеть на двух стульях сразу – законодательной власти и несистемной оппозиции.

Я не был близко знаком с Владимиром Шибаевым в те годы, но иногда с ним встречался. В то энергичное и неспокойное время он производил немного странное впечатление сочетанием стеснительности и внутренней уверенности, своим спокойствием и уравновешенностью. Он меньше всего был похож на хвастуна, фантазера и балаболку. Если он говорит, что Геннадий Гудков – его куратор из КГБ, значит, так оно и есть.

Зоя Светова сожалеет, что закрыты архивы КГБ – тогда «сомнения и вопросы, связанные с этой историей, могли бы быть сняты». Я тоже сожалею, хотя в этой истории ничего сомнительного нет и вопросов не много. Все весьма тривиально. Но мы действительно могли бы узнать много интересного, в том числе и фамилий людей, занятых во многих грязных делах. «Ведь знаем же мы сегодня фамилии тех, кто проводил обыск у тех же Собчак, Навального», – пишет Зоя Светова. Верно, знаем. А откуда, Зоя? От кого мы знаем эти имена? Да от той же Собчак и того же Навального! Мы знаем имена мерзавцев от их жертв. И пока только от них. Так почему вы верите Ксении Собчак и Алексею Навальному, но не верите Владимиру Шибаеву? Даже не сравнивая их биографии. Потому что это политически неблагозвучно и нарушает красоту и единство оппозиции? Ради этого позволительно пожертвовать честным именем, увы, далекого теперь от России человека?