Когда я впервые услышала о предложении депутата Мизулиной ввести обязательную «неделю тишины» перед тем, как женщина сможет получить разрешение на аборт, мне было даже трудно поверить, что кто-то может не постесняться озвучить такую изощренно садистскую идею. Мало того, что препятствия на пути к осуществлению решения женщины об аборте — это просто попытки сделать так, чтобы тело женщины оставалось для нее тюрьмой. Ну хоть немножечко, ну пусть не Крестовским островом, так хоть ловушкой, капканом, минным полем на худой конец. Кроме этого политического аспекта, в препятствиях, воздвигаемых государством на пути к аборту, и, в частности, в «неделе тишины» и в идее об обязательном прослушивании сердцебиения плода (к счастью, этого вроде бы в Думе не предлагают, только в прессе), есть очень мрачный и недобрый психологический аспект.

У меня нет статистики о чувствах женщин вообще, когда они принимают решение сделать аборт. Я могу говорить только о своем собственном опыте и своих чувствах. Но мне кажется, что я не могу претендовать на уникальность, и многие женщины наверняка переживают нечто похожее.

Чуть больше полугода назад мне понадобилось сделать аборт. Ситуация такая: у нас есть двое детей, оба – по нашему желанию. Муж детей больше не хочет, и я считаю, что пока он не изменит своего мнения, я должна уважать то, которое есть. Я же пока не пытаюсь его переубедить, потому что для меня родить еще одного ребенка в ближайшие год-два — значит поставить однозначный крест на своей карьере. Кроме того, у меня есть некоторые медицинские противопоказания — я участвую в эксперименте на утверждение нового лекарства, и неизвестно, насколько оно безопасно для плода. То есть если бы я попросила, наверное, профессор, проводящий эксперимент, мне бы разрешил рожать, но официальная медицинская причина на аборт есть — в Израиле это важно для оплаты услуги из больничной кассы. Если нет официальной медицинской причины — то только за свои деньги, и об этом тоже идет большой спор. Мы предохраняемся, и контрацепция работала много лет, но из-за моей ошибки произошел сбой. Это очень тяжелая ошибка, одна из худших, какие можно допустить, но поскольку есть способ ее исправить, то я хотела только одного – сделать это немедленно.

Почему немедленно? Потому что я не хотела дожидаться пульса, нервов, ножек, ручек, носить в себе развивающееся существо, которому я желала только одного: чтобы его не было. Я не верю в мистику, но верю в нервно-гуморальную связь мозга с остальными органами, и не хотела бы родить ребенка, которого я всеми силами души много дней умоляла не рождаться. По-моему, это было бы очень плохо для ребенка. Еще раз: я не могу говорить за всех женщин, но у меня было сильное ощущение, что сам развивающийся эмбрион обладает своей собственной волей – волей к жизни, и что мое решение, которое остается однозначным и окончательным, нужно каждый день принимать заново, против этой усиливающейся воли. Это, безусловно, еще не человек, не ребенок, но я чувствовала, что это субъективное «еще не» истекает с огромной скоростью. Конечно, эта борьба происходила только в моем воображении. Но я чувствовала, что она отнимает все душевные силы на много месяцев вперед. Как потом и оказалось, и пострадала от этого моя семья – в подробности сейчас вдаваться не буду, но пострадала.

Так вот, мне это решение пришлось принимать еще десять раз, еще десять мучительных дней после того, как я получила разрешение на аборт. Это произошло из-за забастовки социальных работников, потому что, когда я пришла в больницу, оказалось, что нужно еще получить разрешение от социального работника самой больницы. Если бы не забастовка, я получила бы первую таблетку в тот же день, в конце пятой недели, а не через десять дней кошмара и отчаяния. Если кому-то надо это напоминать: психологическое состояние женщины в начале беременности вообще очень уязвимое, но состояние женщины, которая решила беременность прервать – во много раз болезненнее. Еще и еще раз повторяю, это решение – одно из самых тяжелых и мучительных в жизни, стоящее большой крови не только физически, но и морально. Оттягивать его исполнение – это не что иное, как моральная пытка. Я убеждена, что других эффектов от «недели тишины» ждать нечего: если женщина сомневается, оставлять ли беременность, неужели она сама не даст себе столько времени на размышления, сколько понадобится? Но, как правило, женщина уже приняла однозначное решение до того, как она видит две полоски. Вторая полоска – это или счастье, или катастрофа. Редко это материал к размышлению на досуге. И вовсе не потому, что женщины неспособны к размышлению на досуге.

В моем случае время мучительно тянулось по воле обстоятельств, в беготне по ненужным инстанциям. У меня было ощущение, что система меня наказывает за мое решение – но я это списывала на паранойю. По крайней мере, было из чего составить впечатление обычной бюрократической несогласованности и идиотизма, которые я видела и в других местах. В конце концов, кстати, пришлось заплатить полную цену и сделать аборт в той же полу-частной клинике, где я проходила комиссию, и я до сих пор не могу себе простить, что не сделала этого в тот же день, выйдя с комиссии. Но у меня в руках было направление по официальной линии, и я решила пожертвовать одним-двумя днями (как я думала), чтобы сэкономить изрядный кусок семейного бюджета. Но если бы у меня было подозрение, что время тянут намеренно, по осознанной воле государства, то государство стало бы моим личным врагом.

Вот я и думаю: нужно ли российскому государству столько новых личных врагов? Не слишком ли их много и так среди российских граждан — таких, кого государство чем-нибудь навсегда обидело? Не в этом ли основная демографическая проблема – не в том, что женщины недостаточно много рожают, а в том, что люди не рады жить в своей стране, в «этой стране»? Не чувствуют ее своей? И даже частенько делают выбор в ней не жить, если им это удается? Я не пытаюсь представить Россию каким-то исключительным мировым пугалом: из Израиля, кстати, тоже многие уезжают по похожим причинам в разные другие страны, где «все для человека» — в большей мере. Но мне кажется, что между этими демографическиими темами — абортами и утечкой населения через границы — есть какая-то символическая связь. Ни то, ни другое нельзя просто запретить, не разрушив какую-то основу жизни внутри границ. Я убеждена, что рожать только потому, что не можешь сделать аборт – это примерно то же самое, что жить в своей стране только потому, что не можешь из нее убежать.


Статья опубликована в сообществе feministki на LiveJournal.com и перепечатывается с любезного разрешения автора.